весёлый горемыка

«Это как будто перед тобой чистый лист. На нём нет ничего. Он еще не запятнан ошибками, промахами, переплетениями дорог. Твой звёздный час настал. Ты новый герой, способный изменить наш мир, привнести в него справедливость, честность, миролюбие.

Ты Будда. Ты Папа Римский. Ты Карл Маркс. Ты рок-звезда. Ты известный телеведущий. Сотни планет крутятся вокруг тебя. Нет никого важнее тебя.

Жаль, что это лишь иллюзия реальности».

Черепаха сидел на краешке Луны. Он нашел пульс Вселенной. На Луне он прощупывается куда лучше, чем на Земле. Луна еще молода, она не знает страхов и обид. Она не скрывает своих чувств, она открытый фонтан в жару, она источник вдохновения. Она не имеет своего света, но очень красива отражая солнечный. Темная сторона Луны. Это та часть человеческих душ, которую все тщательно скрывают. Там прямо в воздухе висит тяжеловесная зависть, острая ненависть, отравляющее лицемерие. Если бы можно было осветить эту сторону, то с человеческими пороками было бы покончено. Но это невозможно. Все прожекторы, которые привёз с собой Черепаха, невероятно ничтожны, они ничего не смогли осветить, это соизмеримо тому, как светить в ночное небо фонариком.

Они привлекают внимание. Сначала дерзко и наивно привлекают внимание. Потом, когда тысячи глаз направлены на них, они понимают, что эти тысячи глаз могут высмотреть недостатки. И активно делают вид, что им плевать на внимание. Они делают вид, что устали от него.

«Смирись. Отдохни. Ляг и поспи. Забудь обо всём на свете. Это всё тебя не касается. Это всё далеко от тебя. Ты ничего не можешь изменить. Ты один. Ты ничтожный и дрожащий сгусток биоматериала. Вся твоя жизнь пройдёт зря. Весь твой вектор движения будет заключен между ненавистной работой, телевизором, компьютером и постелью. Работа-телевизор-компьютер-постель. Тебе не нужно стараться. За тебя всё сделает кто-нибудь. Кто-нибудь, но не ты. Тебе это не нужно. Напейся в хлам. Рыгай в туалете. Ненавидь себя и близких. Жди, когда настанет подходящий момент. Всегда жди. Твоя мечта исполнится. Но завтра. Подожди еще чуть-чуть.

Не живи, а существуй». 

небесное молоко

Сизые голубиные стаи отлетали слишком рано. Их вылет должен был быть отложен на более приемлемое время, но они заупрямились и вылетели раньше.

Наша с Черепахой пустыня оставалась такой же пустынной и навевающей разные мысли. Я чувствовал, как огромные змеи извивались под нашим домом. Их скользкая черная с позолотой кожа ласкала фундамент, создавая ощущение их миролюбивости. Но их пасть пахла ядом. Зубы были блестящими, словно отшлифованными. Они требовали немного свежего мяса. Они хотели вонзиться в мою плоть, чтобы наполниться моей кровью. Мы с черепахой зимовали уже второй месяц, а змеи никак не могли успокоиться. Шорох наполнял дом, проникал в каждый угол, заглядывал в наши мысли. Они так хотели съесть мои глаза. Для них глаза являются деликатесом. Но так просто я им не дамся. Я соорудил себе защиту. Скрестил очки летчика, маску для сварки и шлем. Получилось нехило, как будто я собрался играть в бейсбол. Черепахе нечего было опасаться, его панцирь служил гарантом его неприкосновенности. Он спокойно попивал кактусовый коктейль и наслаждался зимним солнцем. Он утверждал, что зимний загар намного лучше летнего, хотя сам не загорал ни летом, ни зимой. Но змеи своим шорохом не давали ему спать. Поэтому, он отправился в долину Расцвета за помощью. Прошло около недели, вдруг в одно серое туманное утро я увидел силуэт его саней на горизонте. Он походил на сурового турецкого хана в своем облачении. Его голова была обмотана леопардовой шкурой, которая защищала глаза от выжигающих солнечных лучей. Но то, что он привёл на помощь, было в разы удивительнее. Это была целая армия леммингов. В их глазах была готовность умереть за своего вождя. Как я узнал позже, они называли Мдубарахма, что на их языке это означало: «Сильнейший из всех, покоряющий волны, ветер и Солнце небесное, приводящий в движение луны и планеты, разветвляющий Время и останавливающий его потоки». Их миниатюрные шкурки, были словно шубки, накинутые на младенцев. Они искрились цветом войны, призывая Силы природы на помощь. Казалось, что их армия бесчисленна. Они словно появлялись из земли, и уходили под землю. И тут активизировались змеи. Они начали пожирать леммингов тысячами. Пощады не было никому, только один Черепаха сидел на возвышении, словно великий мудрец, словно просветленный разум, которому чужды мирские дела, включая и войну со змеями. Но то, что случилось позже, не укладывалось в голову. У змей начались ужасные конвульсии, они дрожали, кричали, взывали Змеиную королеву, просили у неё помощи. Но никто не пришел. Они умерли бесславно. Они умерли пожирая маленьких карликов в шубах. Оказалось, что лемминги уже приняли смертельный яд, который отравил кровь змей. Мы забрали змеиную кожу, сделав из неё отличные тарелки.

Черепаха так и не рассказал мне, почему лемминги так отважно умерли за него. Впрочем, это не меняло сути дела. Луна была в седьмой четверти, пора было ложиться спать. На ночь мы съели клубничного джема, запив его небесным молоком. Небесное молоко, это когда облака собирают сачком, а потом выдавливают из них молоко. Облака от этого становятся бесцветными и улетают обратно в небо. 

winter so cold this year

Очень длинная зима. Эта зима не зависит от климата. Эта зима у Черепахи внутри. Обреченность – это первое, что приходит на ум.

Он не знает, как с этим бороться. Это словно ежедневный кризис, давящий на виски, вплавляющий стопы в асфальт. Это словно разлюбить свои любимые кроссовки. Ты носишь их везде, и вдруг понимаешь, что они тебе попросту надоели. Да, они всё еще такие же красивые, подошва без дыр, шнурки целы. Но тебе их не хочется больше носить. Что же делать в этом случае?

Люди в таком случае придумывают себе оправдания. Они говорят, что им нужно сначала разобраться в себе, или, что лучше расстаться с кроссовками на некоторое время. Что им нужно разнообразие, что нужно друг от друга отдохнуть. Люди ставят их на полку, а сами покупают какие-нибудь неудобные туфли, которые выглядят презентабельно, но жмут, принося ужасную боль, ни на не секунду не давая отдыха ногам. Возвращаясь к кроссовкам после туфлей, они чувствуют облегчение. Всё это легко и просто, ведь кроссовки не человек, и чувствовать не могут. Поэтому они покорно продолжают содержать ноги в тепле, не взирая на измену со стороны хозяина.

Черепаха пришел к выводу, что иногда оправдания правдивы, а иногда они являются признаком слабости. И никто не может в точности причислить чьи-либо оправдания к одной из категорий.

Но он не может придумать оправданий, чтобы расстаться со своей зимой. Она его привлекает, но в тоже время, терзает душу холодной плетью замысловатых слов и искусственных эмоций. Это всё сложно, словно сотни лабиринтов наложенных друг на друга слой за слоем. Если бы он только мог     покончить со всем этим…

Странные и словно чужие пальцы стучали по его вискам. Голос шептал ему закрыть за собой дверь навсегда, чтобы обрести свободу. Голос вел его к холодному, словно проникающему сквозь тело, свету. Нет, это была не смерть. Просветление – первое, что приходит на ум. Черепаха понял, что зима – это часть его самого. Это неотъемлемое ощущение легкости и серости утра. Это разноплановые снега, укутавшие землю. И, конечно же, пробирающий до костей холод.

Возможно, не стоит набивать себя ненужными вещами, чтобы утеплиться. Зима является свободой, заполняющей легкие свежим морозным воздухом.

грязи всегда много.

С утра в пустыне пошел дождь. Земля размокала, кое-где образовались небольшие лужи, а кактусы мирно расставляли свои руки-ветви навстречу каплям, несущим жизнь.
- Вот уж этот дождь! Теперь на улице будет мокро и грязно, - сказал Человек.
- Как по мне, грязи больше в ваших мыслях и кошельках, - ответил на это Черепаха.
Черепаха мог бы пуститься в долгие философские изречения по этому поводу, но я всё понял, и полностью согласился с ним, не мешкая. Мы с Черепахой пошли курить можжевеловую трубку, и пить горчичный чай, приправленный ананасами.

яма ненависти

Человек.

Сегодня Черепаха думал обо всём и ни о чём. Его синеватые сани катили по пустыне, всё больше удаляясь от дома. Я смотрел ему вслед с тоской в сердце. Только теперь я понимал насколько он одинок. Его одиночество не зависело от того кто рядом с ним. Его одиночество было внутри.

Черепаха.

Когда тридцать черных лемуров появятся у меня на пути - это будет финиш. Некоторым не важна цель. Некоторым важен только путь. Истинные мудрецы понимают, что в нашем мире в полной мере осуществляются только несчастья. Несчастья, которые попадаются на пути, с которыми каждый вынужден бороться ради достижения сиюминутной цели. Ради утешения собственного разбитого и растоптанного достоинства. Ради того, чтобы хоть на йоту поднять планку собственного Я, которую сам же вогнал в плинтус, прогибаясь под тех, от кого зависело нечто ненужное тебе, но "важное" для твоего пути. Дипломы, ценные бумаги, деньги, сертификаты. Всё это в скором времени превращается в пыль. И они сами превращаются в пыль, не оставив после себя ничего ценного. Хотя, им, наверное, не стоит дожидаться смерти. Они уже заранее сколачивают себе гроб из груды ненужностей: мебели, новых стильных гаджетов, одежды, забитого холодильника, телевизора, тысячи аккаунтов везде и всюду. Они кричат о том, что хотят быть свободными, но боятся снять с себя цепи, хотя ключи у них под носом. Эти ключи – это их шаг к свободе. Взяв ключи, ты получаешь печать ответственности. Назад дороги уже нет, и не будет никогда. Это ответственность перед самим собой. Это обещание ни за что не отступать от своих принципов. Не каждый на это способен решиться. Но когда решается – обретает настоящую свободу, без груды хлама, висящего на плечах.

Только зачем это нужно? Лучше гнить. Ненавидеть свою работу. Ненавидеть человека рядом с собой. Ненавидеть свой дом. Ненавидеть свою жизнь. Глубоко сидеть в этой яме ненависти, заполненной ядом гнетущей безысходности, и гнить. Только гниение и распад будет придавать хоть какой-то смысл.

А вот и мои лемуры. Здравствуйте, друзья мои. Принимайте меня таким, какой я есть.

постоянное временное.

Стрелки часов с грохотом передвинулись еще на секунду. Черепахе казалось, что они насмехаются над ним. Они напоминают ему, что секунда его жизни снова канула в небытие. Слушая этот грохот, Черепаха представил себе жизнь, как огромную очередь в больнице, к примеру. Все толпятся, кричат, злятся.  А когда доходит твоя очередь, ты входишь в кабинет под названием «Смерть». А в этом городе ход времени чувствовался еще болезненней. Здесь повсюду были часы. На башнях, столбах, кафе, даже автобусах. У каждого здесь есть наручные часы, настенные и большие с маятником. Это Город Времени.

Старинные войны уже отгремели, никак не задев его. Он существовал словно между двух миров, укрываясь от всех невзгод. Время было неприкосновенным, оно старило и рождало, влюбляло и разлучало навсегда.  Множество светил науки и злых гениев пыталось с ним совладать, но все их попытки были тщетными. Оно было вечным двигателем. Оно крутилось только в одну сторону, не имея никакого противодействия. Ярые путешественники пытались путешествовать и во времени, но поняв, что оно является необузданным Пегасом, королём прерий, повелителем людской жизни, они отступали, давали ему одному дорогу.

Черепаха сидел на главной площади, под огромными часами, которые отторгали от себя внимание громоздкостью и угловатостью. Но именно они были главными. Под неряшливой внешностью прятался Повелитель. Черепаха задумал остановить его хотя бы на мгновенье, чтобы влюбленные смогли подольше посмотреть друг другу в глаза, чтобы разноцветные пестрые утконосы добрались до пищи. В его маленьком рюкзачке лежало нечто, добытое из недр, из самого центра Земли. Это был Запредельный Камень. Он имел запредельную массу при малом размере. Черепаха принёс его сюда благодаря своему Футляру Невесомости. Когда Полиция Времени отвлеклась, Черепаха достал свой Футляр. Теперь приходилось действовать молниеносно. Он ринулся к стрелкам часов, разматывая веревку, привязанную к камню. Быстро завязал узел на секундной стрелке, и тут полиция заметила его. Они стали стрелять из Старящих пистолетов, чтобы состарить Черепаху и легко поймать. Но вы же знаете, что Черепахи живут очень долго, поэтому пару попаданий из него не причинили Черепахе никакого вреда. Разве что он стал старше примерно на 60 лет. Это была плата за остановку времени на 6 минут.

Ведь любое действие имеет противодействие. Любое, кроме Времени.

ш.п.р.о.т.ы. и сенсорная депривация

Здравствуйте.

Если вы слышали о сенсорной депривации считайте , что допуск первого уровня у Вас в кармане. В таком случае, закройте свои уши и продолжайте читать.

Если же Вы не слышали о сенсорной депривации, тоже закройте уши, а можете и глаза закрыть вместе с ними. И задержать дыхание.

Грохот машин оглушал Черепаху. Где-то внутри него еще шумел свободный ветер с бескрайних полей, но теперь он входил в Стерилизованный город. Всё в этом городе было залито сталью и бетоном. Ни одна травинка не пробивалась сквозь этот безжалостный слой. О стерильности города напоминала лишь одна табличка на входе. Сам вход обрамляли ворота, на которых созревали огромные пятна масла и жира. Они были похожи на множество огромных паучьих глаз, неустанно следящих за передвижениями вне города. Войдя в город, Черепаха глубоко вздохнул и задержал дыхание. Он не мог дышать таким воздухом, для этого ему пришлось надеть повязку из шкуры геккона, которая фильтровала воздух. А воздух в городе был пропитан потом миллионов килек.

Черепаха дошел до огромного дымящего куба. Вонь тут была еще резче. Она резала глаза, рвала на части дыхательную систему, кривлялась, давила на мозги, чуть ли не разжижая их. На кубе была одна вывеска «Ш.п.р.о.т.ы.».  Черепаха знал, что творится внутри. Внутри куба сжигали, расплавляли, разрывали и перерабатывали на части старые и ненужные шпротины. Формально это называется утилизацией. На самом деле – уничтожением. Он пришел сюда по просьбе маленького серого тушканчика, который грозился сорвать с себя шкуру живьём, если Черепаха не остановит эту шпротоаннигиляцию. Черепаха, как натура ранимая, как добрейшей души черепаха, собрался за пару минут, и отправился в путь. И вот он здесь. Облака плывут высоко и важно. Они впитывают себя грязь города, как огромная смердящая губка, которой пользуются уже около года, а выбросить жалко. В бескрайней пустыне облака другие. Там они чистые и свежие. Вспомнив пустынные облака, Черепаха улыбнулся. Это были его облака. Он любил пить с ними свежий кактусовый сок и обсуждать наступающие грозовые циклоны.

Но сейчас он шел по грязным маслянистым ступенькам к сердцу огромного стонущего куба. Подошвы скользили, Черепаха понимал, что он движется вверх по останкам, ничего не подозревающих в свой последний момент жизни, шпротин. На его глазах выступали слёзы, но это не пугало его. Дойдя до центра, он увидел могучее сердце этой машины. Оно было похоже на огромного ухмыляющегося кита. Кит прогремел: «Зачем ты пришел сюда?!». Черепаха не ответил ничего. Он достал из своего рюкзачка маленького пони и кашемировый пиджак. Он надел на пони пиджак, и раскрутил посредством пращи прямо в рот киту. Кит, ухмыляясь, стал уменьшаться в размерах. Когда он стал крошечным, как таракан, Черепаха положил его в банку. Банку он запустил по реке, находящейся рядом с городом. На неё он приклеил адрес «Серому тушканчику, Пустыня Мэднэсс, Северный город».

Я нашел эту банку у себя на чердаке, на полке, и кит рассказал мне эту жутковатую историю. Он сказал, что пони внутри него слишком громко цокает копытами, от этого у него (кита) развилась ужасная мигрень. Я дал ему болеутоляющие. После этого оставил эту банку с китом внутри стоять на полке еще лет на 100.